— Они касались д’Эмери и Лиодо?

— Именно.

— Интересно было бы узнать, что в них заключалось.

— Я принесла их вам.

— Неужели госпожа Ванель взяла их у Кольбера, чтобы передать мне?

— Нет, но случайно, просто чудом, в ее руках очутилась копия с этих заметок.

— Как так?

— А вот послушайте. Я уже сказала вам, что Кольбер нашел бумагу на столе.

— Да.

— Карандаш, которым он писал, оказался очень твердым, так что все отпечаталось на следующем листе.

— Далее.

— Кольбер, взяв первый лист, не обратил внимания на второй. А между тем на нем можно было прочесть все, что было написано на первом. Госпожа Ванель прочла и послала за мной. Убедившись, что я ваш преданный друг, она отдала мне этот листок и открыла тайну вашего дома.

— Где же этот лист? — спросил Фуке, несколько встревоженный.

— Вот он, читайте, — сказала Маркиза.

Фуке прочел:

— Д’Эмери! Лиодо! — вскрикнул Фуке, перечитывая еще раз записку.

— Друзья Ф., — указала пальцем маркиза.

— Но что значат слова «которых должна приговорить судебная палата»?

— Кажется, это вполне ясно. Впрочем, вы еще не кончили, читайте дальше.

Фуке продолжал:

— Великий боже! — воскликнул Фуке. — Казнить Лиодо и д’Эмери! Но если даже судебная палата приговорит их к смерти, то король не утвердит приговора, а без его утверждения их не могут казнить.

— Но король сделал Кольбера интендантом.

— Ах, — воскликнул Фуке, словно увидев бездну, разверзшуюся у его ног. — Нет, это невозможно! Невозможно! А кто это навел карандашом по следам, оставленным Кольбером?

— Это сделала я, боясь, что следы сгладятся.

— О!.. Я узнаю все!

— Вы ничего не узнаете! Для этого вы слишком презираете своего врага.

— Простите меня, дорогая маркиза. Да, Кольбер — мой враг, согласен. Да, Кольбер — опасный человек, признаюсь. Но у меня впереди еще много времени. А теперь вы здесь, вы доказали мне свою преданность, может быть, даже любовь… Мы наконец одни…

— Я пришла сюда, чтобы спасти вас, а не для того, чтобы погубить себя, господин Фуке, — сказала маркиза, вставая. — Итак, остерегайтесь!

— Право, маркиза, вы напрасно тревожитесь, и если ваша боязнь не предлог…

— Кольбер — человек с сильной волей! Остерегайтесь его…

— А я? — спросил Фуке, в свою очередь поднимаясь с места.

— Вы? Вы только благородный человек. Повторяю: остерегайтесь Кольбера!..

— И это все?

— Я сделала все, что могла, рискуя погубить свою репутацию. Прощайте.

— Не прощайте, а до свидания!

— Быть может… — произнесла маркиза.

Протянув Фуке руку для поцелуя, она так решительно направилась к двери, что Фуке не посмел преградить ей дорогу.

С поникшей головой, с омраченным лицом отправился он в обратный путь по подземному ходу, соединявшему два дома.

VII. Аббат Фуке

Быстро пройдя подземелье и нажав пружину возле зеркала, Фуке снова очутился в своем кабинете. Едва успел он войти, как услышал стук в дверь и знакомый голос, кричавший:

— Монсеньор, отоприте, пожалуйста!

Фуке быстрым движением скрыл следы своего волнения и отсутствия: разбросал по столу бумаги, взял в руку перо и, чтобы выиграть время, спросил через дверь:

— Кто там?

— Как! Монсеньор не узнают меня? — ответил голос.

«Как не узнать тебя, дружище?» — сказал Фуке про себя.

— Это вы, Гурвиль? [*]  — спросил он громко.

— Конечно, я, монсеньор.

Фуке поднялся и, в последний раз посмотрев на зеркало, отпер дверь и впустил Гурвиля.

— Ах, монсеньор, какая жестокость! — воскликнул он.

— Почему?

— Вот уже четверть часа, как я умоляю вас отпереть, а вы даже не отвечаете.

— Запомните раз навсегда: я не терплю, чтобы меня беспокоили во время работы. Хотя вы, Гурвиль, и составляете исключение, я все же хочу, чтобы для других мое запрещение оставалось в силе.

— В такую минуту, монсеньор, я готов разбить, снести, опрокинуть всякие запреты, все двери, замки и стены.

— Ого! Значит, случилось что-нибудь очень важное? — спросил Фуке.

— Очень.

— Что же произошло? — продолжал Фуке, слегка обеспокоенный волнением своего ближайшего сотрудника.

— Учреждена тайная судебная палата.

— Мне это известно. Но разве она уже собралась?

— Не только собралась, монсеньор, но уже успела вынести приговор…

— Приговор? — произнес министр, побледнев и с дрожью, которую он не мог скрыть. — Кому же?

— Вашим друзьям.

— Лиодо и д’Эмери?

— Да, монсеньор.

— К чему же они приговорены?

— К смертной казни.

— Не может быть! Нет, это невозможно!.. Вы ошибаетесь, Гурвиль.

— Вот копия приговора, который сегодня должен быть подписан королем. Быть может, он уже подписал его.

Фуке схватил бумагу, быстро пробежал ее и возвратил Гурвилю со словами:

— Король не подпишет этого приговора.

— Монсеньор, Кольбер — смелый советчик… Опасайтесь его.

— Опять Кольбер! — воскликнул Фуке. — Вот уж два-три дня я беспрерывно слышу это имя! Слишком много чести для такого ничтожества. Пусть Кольбер появится, и я рассмотрю его; пусть он поднимет голову, и я раздавлю его; но согласитесь, что бороться можно только с таким противником, который хоть что-нибудь собой представляет.

— Терпение, монсеньор, вы не знаете Кольбера… Постарайтесь его изучить. Это один из темных финансовых дельцов, подобных метеорам, которых никогда не видишь до их разрушительного вторжения. Появление их гибельно.

— О, Гурвиль, это уж слишком, — возразил Фуке улыбаясь. — Меня не так-то легко запугать, друг мой. Кольбер — метеор! Черт возьми! Мы еще посмотрим, что это за метеор… Давайте мне факты, а не слова. Что он сделал до сих пор?

— Он заказал парижскому палачу две виселицы, — сказал Гурвиль.

Фуке поднял голову, и в глазах его сверкнула молния.

— Вы уверены в том, что это правда? — вскричал он.

— Вот вам доказательство, монсеньор.

И Гурвиль протянул Фуке записку одного из секретарей городской ратуши, верного сторонника суперинтенданта.

— Да, действительно, — пробормотал Фуке, — воздвигается эшафот… Но король не подписал, Гурвиль, и не подпишет приговора!

— Это мы скоро узнаем, — заметил Гурвиль.

— Каким образом?

— Если приговор подписан королем, виселицы сегодня же вечером будут отправлены к городской ратуше, чтобы завтра утром можно было их поставить.

— Нет, нет! — снова воскликнул Фуке. — Все вы ошибаетесь и вводите меня в заблуждение. Не дальше как позавчера у меня был Лиодо, а три дня назад я получил от бедняги д’Эмери сиракузское вино.

— Это только доказывает, — возразил Гурвиль, — что судебная палата была собрана тайно, совещалась в отсутствие обвиняемых, и как только дело было закончено, их арестовали.

— Разве они арестованы? Но как, где, когда?

— Лиодо — вчера на рассвете, д’Эмери — позавчера вечером, когда он возвращался от своей любовницы; их исчезновение никого не встревожило, но внезапно Кольбер сорвал маску и приказал обнародовать это дело. О нем теперь кричат на всех улицах Парижа, и, по правде говоря, только вы, монсеньор, не знаете об этом событии.

Фуке с возрастающим волнением ходил взад и вперед по комнате.

— Что вы думаете предпринять, монсеньор? — спросил Гурвиль.

— Если бы все это было верно, я отправился бы к королю. Но прежде чем ехать в Лувр, я побываю в городской ратуше. Если приговор утвержден, тогда посмотрим. Едем же! Откройте дверь, Гурвиль.

— Осторожнее, — предупредил тот. — Там аббат Фуке.